Народ, к которому было «хождение»
«молодой Петербург кипел в буквальном смысле слова и жил интенсивной жизнью, подогреваемый великими ожиданиями. Всех охватила нестерпимая жажда отрешиться от старого мира и раствориться в народной стихии во имя ее освобождения. Люди безгранично верили в свою великую миссию, и оспаривать эту веру было бесполезно. Это был в своем роде чисто религиозный экстаз, где рассудку и трезвой мысли уже не было места. И это общее возбуждение непрерывно нарастало вплоть до весны 1874 г., когда почти из всех городов и весей начался настоящий, поистине крестовый поход в российскую деревню…» (из воспоминаний народника Н. А. Чарушина)
«В народ! В народ!» — тут инакомыслящих не было. Все сходились и в том, что прежде чем идти «в народ», нужно приобрести навыки к физическому труду и овладеть какой-нибудь ремесленной специальностью, уметь обратиться в рабочего человека, мастерового. Отсюда родилось повальное увлечение организацией всякого рода (столярных, сапожных, кузнечных и пр.) мастерских, которые с осени 1873 г., как грибы после дождя, стали расти по всей России; «увлечение этой мыслью доходило до того, что тех, кто хотел кончать свое образование, даже будучи на 3-4 курсе, прямо обзывали изменниками народа, подлецами. Школа покидалась, а на месте ее стали вырастать мастерские» ( Фроленко М. Ф. Собр. соч. в 2-х т. М., 1932. Т. 1. С. 200)
Все, кто шел «в народ», устраивались, как правило, по одному-по двое у родных и знакомых (чаще всего, — в помещичьих усадьбах и в квартирах учителей, врачей и пр.), или же в специальных «пунктах» пропаганды, преимущественно мастерских, которые создавались повсеместно. Устроившись в том или ином месте учителями, писарями, земскими врачами, пытаясь таким образом стать ближе к крестьянам, молодые люди выступали на сходках, беседовали с крестьянами, стараясь зародить недоверие к властям, призывали не платить налоги, не повиноваться администрации, объясняли несправедливость распределения земли. Опровергая веками сложившиеся в народе представления о том, что царская власть от бога, народники пытались пропагандировать и атеизм.
«по железным дорогам из центров в провинцию. У каждого молодого человека можно было найти в кармане или за голенищем фальшивый паспорт на имя какого-нибудь крестьянина или мещанина, а в узелке — поддевку или, вообще, крестьянскую одежду, если она уже не была на плечах пассажира, и несколько революционных книг и брошюр» (из воспоминаний народника С. Ф. Ковалика)
Революционной пропагандой в 1874 году была охвачена 51 губерния Российской империи. Общее число её активных участников насчитывалось примерно от двух до трех тысяч человек, и вдвое или втрое больше этого сочувствовало и всячески помогало им.
Итог «Хождения в народ»
Мероприятие закончилось плачевно. Крестьяне оказались совершенно не такими, какими рисовало их интеллигентское воображение.
На разговоры о тяжести налогов, несправедливом распределении земли, «злом» помещике они ещё откликались, но царь по-прежнему был «батюшкой», православная вера — святой, слова «социализм, революция» непонятными, а пропагандисты, как бы они не старались — странными, чужими, господами, белоручками. Так что, когда участниками «хождения в народ» заинтересовалось государство, некоторых агитаторов сдавали полиции как раз крестьяне
К концу 1874 года власть выловила подавляющее большинство народников. Многих выслали в отдаленные губернии под надзор полиции. Других заключили в тюрьмы.
Общее число арестованных: около тысячи, свыше полутора тысяч, 1600 человек. Такие цифры называли П. Л. Лавров и С. М. Кравчинский. Но у публициста В. Л. Бурцева значатся 3500, у народника М. П. Сажина — 4000. Именно эти сведения лучше других согласуются с таким авторитетным источником, как старший помощник начальника Московского губернского жандармского управления И. Л. Слезкина В. Д. Новицкий, который осуществлял «проверку числа всех арестованных лиц по 26 губерниям» и насчитал под арестом за 1874 год больше 4 тыс. человек. Но ведь аресты шли тогда не в 26-ти, а в 37-ми губерниях. Поэтому и цифру Новицкого нельзя считать исчерпывающей (Н. Троицкий «История России XVIII-XIX вв»)
С 18 октября 1877 года по 23 января 1878 года в Петербурге слушалось «дело о революционной пропаганде в империи», получившее в истории название «процесс 193-х» (всего обвинение было выдвинуто против 265 человек, но к началу процесса 43 из них умерли, 12 — покончили с собой и 38 — сошли с ума) Подсудимые были участниками не менее 30 разных пропагандистских кружков и почти все обвинялись в организации единого «преступного сообщества» с целью государственного переворота и «перерезания всех чиновников и зажиточных людей». Суд, однако, вынес мягкий приговор, совсем не тот на который рассчитывало правительство: лишь 28 приговорены к каторге.
«с одной стороны, громадность сил, бесконечное самоотвержение, героизм в деятелях; с другой стороны, — совершенная ничтожность результатов.. Мы оставили после себя несколько десятков пропагандистов из народа, вот и вся непосредственная польза, которую мы принесли! А ведь судиться-то будет 800 человек и из них, по крайней мере, 400 погибнут навсегда. Значит, человек 10 или 20 гибло, чтоб оставить после себя одного! Нечего сказать, выгодный обмен, успешная борьба, прекрасный путь» (из воспоминаний Степняка-Кравчинского)
Причины неудачи «хождения в народ»
Народники ошибочно рассматривали крестьянство как силу, способную осуществить социалистическую революцию, наивно верили «в коммунистические инстинкты мужика» и в его «революционность», представляли себе «идеального мужика», готового бросить землю, дом, семью и взять по первому их зову топор, чтобы идти на помещиков и царя, а в действительности столкнулись с темным, забитым и беспредельно угнетенным человеком.
Ошибочность, утопичность народнических представлений о крестьянстве чаще всего объяснялась тем, что они строились на абстрактных, теоретических умозаключениях, ничего общего с жизнью не имеющих. В результате народники разочаровались в настроении народа, а народ, со своей стороны, не понял их.